***

- Привет, Маслов!
- Bonjour madame!
- Mademoiselle. Tu te souvienes de moi? C’est franchement etonnant! (Мадмуазель. Ты вспоминал меня? Только честно!)
- Et biene! D’ou vient un tel francaise?! (Оп-па! Откуда такой французский?!)
- C’est justement ma langue maternelle. (Вообще-то, это мой родной язык).
- Tu ne cessaras de m’etonner! S’il se trouve que maintenant tu es francais, allors moi? Je t’invite a un diner romantique au Metropole! (Ты не перестаешь меня удивлять! Еcли сейчас выяснится, что ты – француженка, то с меня романтический ужин в «Метрополе»!)

Трубка ехидно хихикнула и пропела:
- Ура, с тебя ужин в «Метрополе»! Я за язык тебя не тянула. Но это в другой раз, а сегодня я хочу пригласить тебя на ужин. К себе, если не побрезгуешь.
- Ужином не брезгуют. Приглашай.
- Через полчаса встречу тебя на выходе из «Аэропорта». Или возьми такси, я заплачу.
- Нет уж, это к проституткам ездят на такси, а к мадемуазель – на метро.
- Тогда до встречи.
В мои планы вовсе не входил ужин, но что-то заставило меня наспех собраться, купить по дороге на последние букет с виду синтетических тюльпанов и нырнуть в подземку. На дорогу, как я не старался, ушло около сорока минут. В курившей на выходе из станции роскошной девице я не сразу признал Миру. Она обернулась, слегка оторопела, увидев цветы, бросила в урну окурок и нерешительно подошла:
- Цветы?! Проститутке? Последний раз мне дарили цветы… очень давно. Спасибо, Андрей! – Она слишком трогательно поцеловала меня, взяла под руку, и мы отправились к трамвайной остановке.
- Что за повод? – Мне хотелось придать общению легкомысленную окраску, но не получалось – выдавал внезапно-севший голос.
- Без повода. Просто так. Хотя, повод всегда можно найти, - она подалась ко мне и снова поцеловала, не обращая внимания на сидевших напротив пассажиров. Почему меня в жизни всегда преследуют ненормальные женщины?! Внезапно она встала, откашлялась и хорошо-поставленным голосом заорала на весь вагон: - Господа! Призываю всех вас в свидетели. Я делаю предложение этому мужчине! Маслов, женись на мне, пожалуйста, я тебя очень люблю!
Я вжался в кресло, словно перед катапультированием, но было поздно: весь люд выжидающе смотрел именно на меня. Мужчины (они были в меньшинстве) с неподдельной завистью, а женщины… Я и не запомнил, как именно смотрели на меня женщины, я смотрел в глаза Мире и понимал, что… я ничего не понимаю. Поздний осенний вечер, полупустой вагон трамвая и Анн Парийо делает мне предложение! Чтобы не ломать постановку, я утвердительно кивнул головой, Мира бросилась на шею с поцелуями, села мне на колени и, под аплодисменты пассажиров, галантно раскланялась с каждым.
- Мы приглашаем всех вас на помолвку! – Торжественно объявила она.
- Правда? А когда? Где? – Заволновались приглашенные.
- Спросите у моего будущего мужа, - важно заявила Мира и посмотрела на меня.
- Идем, Сара Бернар, - я буквально вытащил ее за руку из вагона на случившейся остановке. Пассажиры проводили нас дружным смехом, аплодисментами и криками «Горько»!
Всю дорогу от остановки до своего дома Мира хохотала и пританцовывала, пару раз она даже попыталась прыгнуть мне на руки с ощипанным букетом тюльпанов. Открыв замок большим амбарным ключом, она втолкнула меня внутрь и я оказался в невероятно-огромной прихожей, объединенной с такой же масштабной сталинской комнатой, заодно с кухней и – о, боже! – ванной и туалетом. Большего интерьерного психо-дель-арта я в жизни не встречал!
- Здесь мы будем жить! – Завизжала Мира, скинула с себя шарфик и плащ, под которым… правильно – ничего не было! Только черные матовые чулки. Естественно, что я уставился на свою знакомую кобру, которую после первой встречи успел назвать Нагайной. Мне показалось, что и на Нагайне развевалась свадебная фата!
- Мира, ты много выпила?
- А что, все так вульгарно? – Спросила она, снимая с меня куртку и обиженно сморщив носик. – Вообще не пила, «дунула» немного. Прости.
Она зло швырнула мою куртку через всю комнату и села на маленький диванчик возле сервированного журнального столика.
- Не обижайся, я просто не был к этому готов. Хотя, за актерское мастерство я поставлю тебе твердую четверку. Даже с плюсиком.
- У меня сегодня День варенья!
- И что же ты?.. Прости меня, я же и вправду не знал. Даже подарка никакого…
- Твой подарок был в трамвае, когда в присутствии понятых ты согласился взять меня в жены. Шампанское я принципиально не брала – напоминает работу. Вискарь, коньяк, водка…
- А тебе что?
- Давай коньяк, хотя я его не очень-то.
Пока я разливал коньяк в два чудовищных размеров фужера, Мира пристально смотрела на меня и покусывала локон ухоженных волос. А я пытался сообразить, чем такое вот приключение может закончиться. А потом перестал вообще о чем-либо думать: мне было хорошо с этой девушк… проституткой! Или все же с девушкой?! Она так ничего и не накинула на свое роскошное тело, оставаясь нагой, но вела себя, как дама света с безупречными манерами, и в какой-то момент я абсолютно забыл, что за столом люди должны быть непременно одетыми. Почему должны? Кому должны? Мира уж точно никому ничего не должна.
- Почему ты не пригласила гостей?
- Не хочу никого видеть… Друзей настоящих нет, не с «сотрудницами» же, в самом деле, отмечать! Последние четыре года я вообще встречаю в одиночестве, а сегодня… захотелось пригласить тебя.
- Понимаю, что некорректно, но?…
- Сколько? Двадцать три. Уже! – Она нахмурила брови и озорно рассмеялась, изображая старушку. – Жизнь позади.
- Наоборот! La vie devant soi!
- Ромен Гари?
- Эмиль Ажар. Что, впрочем, все равно. Ну, за твое совершеннолетие!
- Спасибо. Хотя у проституток, как у космонавтов, год за четыре идет. Так что ты сидишь с дремучей старухой, - Мира очень изящно чокнулась и, едва пригубив, угрожающе придвинулась.
Я напряженно замер, хотя, признаться, был совершенно очарован ее непосредственностью, молодостью, красотой и… глазами.
- Мира! Мира, Мира! Мы же еще не помолвлены! Ну-ка, отодвинься.
- Отодвинусь, если ты тоже разденешься. Тебе разве не совестно сидеть перед старухой настежь одетому и заправленному?!
- Не люблю обнаженных мужчин. Они такие нелепые рядом с женщиной, как … ананас на сосне.
Мира засмеялась своим пьянящим смехом и почти силой стянула с меня пайту вместе с футболкой.
- У тебя красивое тело. Как у двадцатилетнего, - она провела ноготками по плечу и шее, отчего я покрылся непрошенными мурашками. – Ой, мурашки, как у целочки!
Она театрально захлопала в ладоши, а я безрезультатно пытался справиться с куда большей проблемой, чем мурашки. Эта проблема старалась вырваться на волю из узких джинс, и – к тому все шло, - что ей это удастся.
«Надо нажраться поскорее, тогда он угомонится!» – думал я, делая чудовищные глотки из огромного бокала. – «Или думать о миграции лососей. Или о том, что у меня снова нет денег, может быть, придется занимать на обратную дорогу у именинницы. У меня нет денег! Да мне пиздец в этой распрекрасной Москве! А лососи… они мигрируют… куда-то. Зачем? Зачем мигрировать, когда каждый день можно трахаться и метать икру. Красную. У нее соски, как зрачки! Для проститутки со стажем она очень хороша. Да еще Нагайна гипнотизирует. И эта стрекоза в пупке! А пупок глубокий, воронкообразный. Почему люди не трахаются в пупок?! Предохраняться не надо. Ага, а если разбужируется пупочная вена и сперма попадет в печень. Через эту вену, кстати, можно трахать печень! «Он у меня в печенке сидит»! Трахнул и сидит себе, печеночный сосальщик».
- Горячего не будет, это все, что я приготовила. Так что, наедайся салатиками и бутербродами. Я сейчас, - она легко вспорхнула с дивана, через всю комнату прошла в ванную и… села на унитаз. Бутерброд застрял у меня где-то на пол-пути к желудку. – Сделай музыку погромче, я могу от волнения пукнуть, - рассмеялась Мира, увидев мой загнанный взгляд безнадежного больного.
- Я буду петь, - соврал я, прислушиваясь, как звонко журчит струйка. Прямо пастораль, а не мочеиспускание. Почему девчонки всегда так быстро писают? Ну да, у них же нет предстательной железы и, соответственно, простатита и аденомы. Как высшего проявления мужских страданий. Ну и что, зато я могу писать дальше любой из них, с метра уж точняк! Пока нет простатита. Потом эта дистанция будет сокращаться, пока не превратится в вертикаль, да и то по капельке! Но, надеюсь, это произойдет не сегодня! И уж не завтра. А на завтра у меня нет денег даже на метро. Зато струя длинною в метр, при необходимости – в полтора! Если бы количество денег зависело от струи – я был бы миллионером.
- Отчего же не поешь? – Мира стояла передо мной, точнее, не вся Мира, а ее… детородные органы с Нагайной во главе. Не дождавшись ответа – его, кстати, могло бы и не последовать! – она запустила пальцы в волосы и слегка приблизила мое лицо к кобре. Кобра, будто живая, раздувала капюшон, не сводя с меня глаз. Вскоре Нагайна приблизилась еще немного, потом еще, пока не затмила весь неяркий комнатный свет. Непроизвольно я обнял руками казавшийся неправдоподобно широким и неправдоподобно тугим зад своей «невесты» и вдыхал ее запах..!
– Можно я тебя искупаю?
Она увлекла меня в ванну, раздела, поставила под душ и влезла сама. Не знаю, почему, но я не сопротивлялся, мне было очень хорошо и спокойно, как в детстве, когда меня купала нянечка. Только в детстве она не становилась рядом со мной в ванну, да и моя писька была значительно меньше и не обладала предательским характером.
Мира намылила волосы и лицо, отчего пришлось закрыть глаза. С того момента я и не открывал их.
Мира очень нежно вытерла меня бархатным полотенцем, отвела в комнату, повалила прямо на пол и медленно, сантиметр за сантиметром, словно нанизываясь, села на меня. Я почувствовал, какое неправдоподобно узкое у нее влагалище, которое, к тому же, пульсировало в одном ритме с нарастающими стонами.
- Мира, а… презерватив?
- Тш-щ! Не надо никаких презервативов! Все будет хорошо…
- Ты же не меня трахаешь, а своего… тренера…
- Не было никакого тренера, Андрюша! Мой тренер – это ты!
Вдруг я почувствовал какое-то препятствие вглубине Миры. Элластичное, мягкое, но все же препятствие!
- Мира, ты.. что?!
- А-а-а! – Завизжала Мира и резко проткнула себя мною. – А-а-а-а!
В последний момент я увидел ее побелевшие от боли губы, закатившиеся глаза под неполностью прикрытыми веками и… слезы! Они лились на меня все время, пока она раскачивалась и скакала, словно неопытный наездник на взбесившемся жеребце.
- А-о-о-аа! – Закричал я и сам удивился своему крику.
- У-аа-у! – В унисон со мной заорала Мира, на секунду застыла, изогнув свою спину. Прежде, чем она рухнула на меня, я снова увидел Нагайну: на этот раз она довольно улыбалась, хотя капюшон раздулся до размеров этой огромной комнаты. Казалось, прошло много лет, прежде, чем Мира стала медленно подниматься с колен. – Прости, я, кажется, тебя немного испачкала. Гадкая девчонка!
Она виновато улыбнулась, когда из ее раззинутой перламутровой улитки мне на живот капнула алая капиллярная кровь. Она закрылась ладошкой, а когда ее отдернула, чтобы вытереть мой живот, из улитки вновь вырвались несколько капелек. Горячих, живых капелек девственной крови! Тяжело дыша, Мира легла на спину рядом со мной и посмотрела куда-то в небо. Именно в небо, а не в высокий сталинский потолок.
- Это мой самый счастливый вечер, Вечер рождения! Первая брачная ночь.Спасибо тебе!
В моем пересохшем горле не было слов, а в пустой пульсирующей башке не было ни одной мысли, кроме одной: «Маслов, ты – подлец!!!»Я лежал на полу с проституткой, смотрел в потолок и страдал оттого, что… мне было немыслимо хорошо!
«Она проститутка! Она шлюха, потаскуха, соска, блядь! Что ты делаешь, ведь у тебя есть Ло! А Ло, по-твоему, не проститутка?! Не шлюха?! Не блядь?! Может, тебе напомнить кое-какие эпизоды? Мира это делает за деньги, а Ло… А Ло за что? Да за те же самые деньги, только в товарном выражении. Она же всю жизнь жила, не любя, на содержании у многочисленных папсиков и делала то же самое, но трезво, понимая, чего можно попросить уже через несколько минут.
А Мира… она ничего не попросит, ей надо совсем другое! Что? Что надо твоей Мире? От тебя, так уж точно ничего! Кроме тебя самого».
- Мира, это правда? Ну кровь…
- Разве это имеет какое-нибудь значение?! Вы, мужчины, никак не можете понять, что настоящая девственность – это не целка и не кровь! Большинство из вас вообще ничего не чувствует, вам необходимо знать, что вы – первый мужчина! Девственности лишается душа, а не наше нутро. Иногда мне жаль мужчин: почему у всех машинки с прицепиками, а у меня – без?! Вас же обмануть – легче, чем уверить в своем чувстве. Сейчас ваши вожделенные целки восстанавливают за десять минут. В конце концов, начиная со средних веков, женщины перед первой ночью вкладывали куриное сердечко!
- Но у тебя уж точно не сердечко. Может этого не надо говорить, но у меня такое… впервые!
- Это хорошо или плохо?
- Не знаю, еще не решил.
- У тебя будет время

***

«Лапочка, ты никогда не сможешь любить женщин, потому что ты их слишком хорошо знаешь!»

ПРИНЦЕССА