МАМУЛЯ. - Вот и познакомились, Юленька! Можешь называть меня «тетя Света». Вкусный бутерброд? Кушай, кушай, я сейчас еще что-нибудь раздобуду. Юленька сидела в огромном для нее кресле и с аппетитом уплетала бутерброд - хлеб с брынзой, - который только что ей дала Светлана Анатольевна Дербет, старший инспектор по делам несовершеннолетних, которая только что вернулась из дамского туалета, где она минут пять рыдала в голос под аккомпанемент постоянно шумящего бачка, который она опорожняла каждые тридцать секунд, чтобы никому не было слышно, как она рыдает. - Юленька, пожалуйста, доешь, ты же голодная! - Не, спасибо, я наелась уже. А это мамуле надо оставить. У нас такое плавило: всегда надо делить пополам. Можно я в это завелну? – Юленька тоненьким пальчиком с синим ногтем показала на лист с заключением экспертизы. - Нет, Юленька, это очень важная бумага, а своей мамке можешь не оставлять – она сыта. - Не «мамке», а мамуле, - очень серьезно поправила ее девочка. – Все равно оставлю, - и она засунула половинку бутерброда в боковой карман своего потасканного пальтишки на два размера больше. - Ты… любишь свою… мать? – Светлана Анатольевна пыталась справиться со спазмом в горле. - Люблю. Только называйте ее, как я – мамуля! – Юленька вдруг закусила пухлую синеватую нижнюю губу и схватилась двумя ручонками за правый бок. – Ой-йо-йой..! - Что, опять болит?! - Светлана Анатольевна вскочила со своего кресла, подошла к Юленьке, села перед ней на корточки и обняла за плечи. - Уже не так сильно. Телпимо… Вы мне не сказали, когда меня забелет мамуля. - Понимаешь, твоя мать…муля, сейчас очень занята, поэтому некоторое время тебе придется пожить в уютном местечке с другими детишками. Тебя там будут хорошо кормить, играться с тобой, водить на прогулки в рощу, купать тебя каждый день, расчесывать… Там даже есть телевизор, и по нему все время показывают всякие мультики. А я тебя буду часто навещать и привозить вкусности, какие ты попросишь. - А мамуля?.. Она будет навещать? - Пока – нет, потом посмотрим. - Я не пливыкла без нее. Боюсь, мне будет стлашно одной. - Не бойся! Я же говорю, что там много детишек, ты с ними подружишься. А хочешь, на выходные я заберу тебя к себе? Мы пойдем на озеро и будем кормить уток хлебом. - Холосо, я согласна, но… мне бы все-таки мамулю увидеть… Нельзя? - Пока – нет. Позже. Надо идти, за тобой уже машину прислали. - Мусолную? На которой Михалыч лаботает? - Нет, не мусорную. Легковую. Идем, провожу. Она взяла девочку на руки – такая легкая! – и, прижав к груди, спустилась по лестнице, вышла из парадной и собственноручно усадила ее на заднее сиденье служебного УАЗика. Аккуратно захлопнула дверцу и помахала вслед уехавшей Юльке, правда, она этого не увидела. Вернувшись к себе в кабинет, Светлана Анатольевна дважды громко выругалась, потом зачем-то швырнула о стену казенный граненый стакан, закурила тоненький «вог», достала из сейфа початую бутылку водки и сделала два больших глотка. Отломив фильтр, выкурила еще одну сигарету, и только после этого открыла папку и стала перелистывать подшитые документы. Из них следовало, что пятилетняя Юленька… Юлия Вадимовна Алехина жила со своей матерью – Лидией Петровной Алехиной в… вагончике-бытовке на городской свалке! Прописки у матери не было после того, как она четыре года назад продала свою комнату в коммуналке на улице Приозерная, 26-б, 17. Лидия Петровна нигде не работала, жила случайными заработками. Ее сожитель – Олег Михайлович Кравченко – работал шофером в комбинате благоустройства, свозил со всего города контейнеры с мусором на свалку. «Оба систематически выпивали, после совместного распития у них возникали ссоры на бытовой почве и Кравченко, по словам очевидцев, избивал свою сожительницу». Все эти четыре года Юленька жила вместе с матерью и Кравченко в упомянутом вагончике, который, кстати, отапливался только самодельной буржуйкой. Далее следовало, что месяц назад ребенок был доставлен по «скорой» в городскую больницу в тяжелом состоянии с диагнозом: двустороннее крупозное воспаление легких, истощение и интоксикация. После проведенного обследования случайно выяснилось, что у девочки нет правой почки! Следующие два документа Светлана Анатольевна знала практически наизусть… Тяжелую запущенную пневмонию чудом удалось вылечить, но причину отсутствия почки никто объяснить не смог – девочка никогда не состояла на учете у педиатра по «месту жительства». Единственное заключение, которое смогли дать хирурги – почка удалена сравнительно недавно, судя по свежему шраму на боку, в стационарных условиях. Все. Она встала, прошлась по кабинету, снова достала водку из сейфа и снова сделала два глотка. Потом снова закурила и позвонила по телефону. - Игорь, снова я… Можешь говорить? - С тобой могу все, что угодно. А что у тебя с голосом, ангина, что ли? Осипший какой-то… - Да, наверное… Вы нашли этого?.. - Нет. Но найдем, не переживай. Куда он денется с подводной лодки? - А владелец клиники? - Подписка о невыезде – большего я у прокурора не смог выпросить. - Сожителя нашли? - Пока нет. С таким баблом он, если не дурак, уже мог бы быть в Антали или даже в Эмиратах. - Игорек, я тебя очень прошу, найди мне этих подонков..! - Читаешь мысли?! Я тоже очень хочу с ними увидеться, особенно, с доктором Полянским. Сегодня увидимся? - Не знаю… Не уверена. Созвонимся. Лидия Петровна вторые сутки сидела в КПЗ вместе с четырьмя бабами разного возраста. У нее до сих пор болела голова от выпитого накануне и жутко пучило. А еще она никак не могла понять, за что ее «заперли» - она же ничего не украла, никого не ограбила и не совершила никаких противоправных поступков. «Потерплю, выяснят личность, составят протокол и отпустят. Все равно обидно! И опохмелиться бы сейчас… Кстати, куда позавчера исчез Михалыч? Хоть бы не к Райке своей поехал – с него станет. Кобель!». Она улыбнулась беззубым ртом, когда вспомнила, каков ее Михалыч сильный мужик. Ну и что с того, что бьет? Бьет – значит, любит! Ее – Лидку – бьет. На зависть другим бабам. Теперь все у них наладится, и найдут они приличное жилье и заживут, как нормальные люди. Лидка даже решила вставить себе зубы и сходить к парикмахеру – денег должно хватить. Деньги… Михалыч о них даже не догадывается – будет сюрприз! Вот только Юльку куда-нибудь пристроить, а то Михайлыч грозился уйти, если она ее «не сплавит». Михалыч сел на рейсовый автобус до села Табачного – там жил его свояк Василий, да и местечко тихое. «Самое то – отлежаться недельку-другую. А потом придумаю, что делать с «наследством». Ловко все получилось, да и, по всему, я же ни в чем не виноват, ежели что. Инициатива была Лидкина, пусть и отбрехивается. Я даже жениться не обещал. Да и кто возьмет такую уродину, еще и с ребенком. Нет, я все сделал правильно…». Михалыч незаметно для других пассажиров достал из бокового кармана затертой кожаной куртки пухлый конверт, открыл его и убедился, что деньги на месте. Нет, двести из трех тысяч он «скинул» в обменнике на вокзале, остальное спрятал в карман. «На первое время хватит: с Васьком посидеть, дать ему сколько-то за постой, ну и там, может, бабу какую найду, подарков накуплю, скучно не будет. Остальное – на потом!». Улыбнувшись такой перспективе, Михалыч откинулся на пассажирское кресло и мечтательно прикрыл глаза. Полянский проснулся на даче у Марго. Ее рядом не оказалось, но из ванной доносился радостный голос и смех – наверняка с кем-то из подружек по телефону вспоминают подробности вчерашней вечеринки. «Сколько раз обещал себе не миксовать вискарь с коксом! Это все из-за нее: «Пуся, давай расслабимся, ты такой нервный и напряженный! Ну я прошу тебя, Пуся… У нас впереди такая романтическая ночь любви, а ты насупился, как хорь». А ночь действительно оказалась сумасшедшей. Эта Марго кого угодно доведет до..! Жениться на ней, что ли?». Громыхая колесами столика-бара, в комнату вошла радостная Марго. Совершенно обнаженная! Молодая, поджарая, загоревшая, с гривой длинных волос… Сейчас она была похожа на черную пантеру с горящими зеленющими глазами. «Пожалуй, женюсь. Она – само совершенство, да и в постели равных ей нет!» - подумал молодой мужчина, прежде, чем Марго с визгом кинулась на него и принялась терзать его плоть. Усачев третий час сидел в одиночестве на кухне и мрачно заливался водкой. Жена, почуяв приближающийся запой, забрала Катю и Олега, и на машине повезла их к маме – дети не должны видеть своего любимого папочку в таком состоянии! Три дня – минимум. Хорошо, что выпало на выходные. В понедельник будет свеж, как первый снег, поедет в свою любимую клинику лечить своих четвероногих пациентов. «Надо же так вляпаться! Раньше не было никаких эксцессов и все были довольны! Все! Ни одной жалобы, ни одного инцидента! Все из-за какой-то бабы, которая невовремя приехала навестить свою макаку Чучу! А что мне, больную в вольер с послеоперационными собаками класть? А в этой палате все, как у людей. Да и девочке было интересно увидеть живую обезьянку… Теперь вот - подписка о невыезде. Неприятно, конечно, но не я же операцию делал. Я что, я только операционную предоставил, ну и палату выделил. А кто, кому и что оперировал – не моя забота». Усачев поморщился, вспомнив, что на вторник в малой операционной назначено четыре проплаченных аборта. Юленька лежала на левом боку и ковыряла синим ногтем зеленую крашенную стенку. Ей было очень хорошо и уютно, а еще она была сыта. А еще медсестра сделала ей укол, и бок совсем перестал болеть. К тому же, ей дали настоящую чистую пижаму и накормили гречневой кашей с молоком. Но заснуть Юленька не могла – она все время думала о мамуле. Где она? Где? Почему не приходит к ней, хотя бы на минуточку проведать? Впрочем, мамуля не приходила и в больницу, когда у Юленьки было воспаление легких. Зато забрала, когда она выздоровела. И из другой больницы ее тоже забирала мамуля. А Юленька не хотела уходить, потому что она лежала в одной палате с настоящей обезьянкой Чучей, с которой успела подружиться. Обезьянке вырезали какую-то шишку на шее, а Юленьке тоже что-то вырезали, поэтому сильно болел бок. Тогда ей делали укольчик, и она засыпала. И всегда после укола ей снился один и тот же сон: взявшись за руки, они с Чучей бегут по оранжевым лужам, а там, в конце дороги стоят две мамули – Чучина и Юленькина. Они тоже смеются и кричат: девочки, не замочите ножки! Света лежала на плече у Игоря и молча курила. Она курила одну за другой, что очень сильно раздражало некурящего Игоря, но он терпел. - Да ты пойми, что ничего «тяжелого» мы им не повесим – обычное дело. Люди добровольно продают свою почку для ее трансплантации какому-нибудь богатенькому больному на другом конце света. Я знаю нескольких таджиков, которые сами приезжали в клинику, где у них изымали орган и платили приличные деньги – все по согласию. Единственное, за что можно зацепиться - эта операция не совсем законна. В смысле, слабая правовая база… Как с абортами: вроде бы гинекологу можно его сделать тайком от руководства прямо в отделении, а вроде и нельзя. - Но эта дрянь не свой орган продала, а почку пятилетней девочки! - Она – ее дочь. Максимум, на что можем рассчитывать – лишение родительских прав и года два условно. Мамашка тебе еще и спасибо скажет. Кстати, у доктора всего лишь на годик отберут лицензию, а владелец клиники, я уверен, откупится. Меня больше всего интересует ее сожитель, который… переспал с ребенком. Вот эту мразь я бы своими руками..! - Что?! – Свете показалось, что в ее голове взорвалась вселенная. - Я думал, ты в курсе. У нас к делу подшито заключение детского гинеколога: Юля лишена девственности… Прости, я не знал, что… - Пф-ф-ф-ф-ф-ф-фф! Почему-то Юленька именно сейчас вспомнила, как медсестра кормила Чучу большими оранжевыми шариками, которые вкусно пахли. Таких Юленька прежде никогда не видела. Чуча ловко сдирала с них кожуру, отламывала дольки и очень аппетитно жевала, недоверчиво поглядывая на Юленьку. А однажды ночью Юленька проснулась оттого, что у ее изголовья сидела Чуча: одной рукой она гладила ее по волосам, а во второй держала тот самый ароматный шарик, уже тщательно очищенный от кожуры. Увидев, что Юленька открыла глаза, Чуча осклабилась, что-то сказала на своем языке и, улыбаясь, протянула ей истекающий соком шарик. Уже засыпая, Юленька услышала какой-то шум и женские голоса, доносившиеся из коридора. «Наконец-то мамуля за мной пришла». - Мама, мамочка, мамуля..! Не блосай меня, я тебя никогда не блошу! – Прошептала Юленька и провалилась туда, где ее ждали улыбающаяся Чуча с очищенным сочным шариком и ее мама.