Он почувствовал, что она здесь, как только переступил порог многолюдного бара. Он почувствовал ее всем телом, но заставил себя не оглядываться по сторонам, а стать в небольшую очередь перед стойкой. Едва он успел заказать двойной кофе с орешками, как сзади, из темного нутра переполненного бара послышался ее смеющийся голос:
* Илья! Эй, ты что, не слышишь? Я здесь.

Пришлось обернуться и придать лицу удивленно-радостное выражение. Да, она сидела за их любимым столиком, но сидела не одна.
* Привет, -- неуверенно ответил он, пытаясь разглядеть кто с ней.
* Возьми и нам еще два кофе и мороженое, о"кей?
* О"кей, -- улыбнулся он ее милой непосредственности, которая порой граничила с нахальством. -- Еще два кофе и мороженое с клубникой.

Расплатившись, он с трудом пробрался к столику сквозь вызывающе шумные компании молодых, одинаково стриженых пижонов и их ярко накрашенных подружек, сквозь тесные сплоченные ряды "любителей абсента", едва не опрокинув поднос со снедью на седые головы ветеранов всех войн.

Настя действительно была не одна, хотя накануне по телефону он просил не устраивать традиционных смотрин. Напротив сидел несколько осовевший от принятой дозы "вареный" жлоб, а рядом смазливая Настина подружка. Жлоб попытался сконцентрироваться на Илье, но резкость у него явно не наводилась, и тогда он перевел взгляд в воображаемую точку простран-ства-там и остался.
* Знакомься, это-Люся. А это тот самый Илья.
* Люся, вот твое любимое мороженое, -- Илья жестом опытного халдея поставил перед ней креманку.

Настя моментально вонзилась взглядом в подругу, чтобы установить степень их, так сказать, знакомства; но нет, кажется, ничего серьезного, по крайней мере, на удивленном и несколько "оттопыренном" Люсином лице.
* Мы знакомы? -- Люся почувствовала себя неуютно.
* Во, дает! -- Илья расставлял чашечки с кофе. - Значит, ты забыла все, что происходило после кабака в пятницу? Ваш кавалер пьет кофе в это время суток?
* Наш кавалер левый, и пьет "шмурдяк" в любое время суток. - Настя напряглась, услышав про каба.к, -- Слышь, Эдик, пойди на улицу, выдохни, а.
* А я н-не Эдик, -- промямлил кавалер, мутным взглядом наводя резкость на Настю, -- я В-в-вовик,-и он икнул.
* В каком кабаке, в какую пятницу? -- понемногу пришла в себя поверженная Люся. Ее лицо выражало напряженную работу мысли, а где-то в недрах серого вещества, рядом с мозжечком, фоторобот, дымясь, пытался переворошить всю картотеку.
* Ты не помнишь пятницу, 13? Ну да ладно, может, это и к лучшему. Пейте кофе, девочки, остывает. - Илья уже удобно расположился между Настей и кавалером.
* Пойду покурю, -- обращаясь почему-то к Илье промолвил Вовик и опять икнул.
* У тебя все в порядке? -- Настя придвинулась вплотную и смотрела прямо в глаза Илье, -- Температуру мерил?
* Интересно, как я могу ее измерить, если ты вчера поломала градусник.

-- ???


* Ты уверена, что это Илья? -- казалось,что Люсино лицо приобрело землистый оттенок.
* Так я пойду покурю? -- вопрошал безутешный Вовик.
* Как это я его поломала?
* Твоя же идея для предохранения измерять по утрам температуру в... гм... прямой кишке.
* Настя, я пошла. Позвони мне вечером.-Люся проворно встала из-за стола.
* Слышь, идем покурим? -- вслед за ней попытался встать и Вова.
* Вот с ним покуришь, -- Люся презрительно скривила рот и кивком ука-зала на Илью, -- Бедная, бедная Настя! Ну, пока.
* Ура! Я съем ее мороженое!
* Илья!
* Очень вкусно с клубникой. Ты пробовала? Невероятно!
* Илья, что с тобой?
* Вовик, -- наконец-то представился Вовик и протянул руку Илье.
* Вовик, -- пожал его потную ладонь Илья.-Ты обещал, что пойдешь курить. Эх, Вовик, Вовик! Что с тобой дальше будет?
* Уйдем отсюда, Илья. Ну, пожалуйста, -- Настя вцепилась ему в руку.
* Только после того, как мы с Вовиком доедим мороженое. Да, Вова? Для чего мы экономим всю неделю, как не для любимого лакомства детворы все-го мира. А девчонки ничего в этом не понимают.
* Они-дуры, -- понимающе улыбнулся Вова и опять икнул, -- выпить хочешь?
* Фофа, кушай, детка, мороженое, а то оно у тебя на голове сейчас будет. Илья, я ухожу.-Настя раздраженно застегивала сумочку, всем своим видом показывая готовность уйти.
* Привет, Настя. Может увидимся. Ступай, а мы тут еще пирожных потрескаем.-Илья уплетал порцию с таким аппетитом, что даже не удосужился посмотреть на Настю.
* Пусть она идет, а мы тут...-прошептал на ухо Вова.
* Не бойся, друг, я тебя не брошу из-за какой-то девчонки. Подумаешь тоже. Да мы с тобой таких телок найдем, в сто раз лучше.
* Да, -- икнул Вова и торжествующе снизу-вверх посмотрел на вставшую Настю.-Мы себе знаешь каких найдем!
* Желаю удачи, -- и Настя стремительно бросилась к выходу, вмазав по дороге кому-то пощечину.
* И пусть себе проваливает. Тоже мне, королева. Ни поговорить с ними, ни выпить. Дуры! -- и Вовик сокрушенно вздохнул.
* Вова, присмотри за мороженым, я сейчас.-Илья резко встал и пошел за Настей.
* -Пос-сать, что ли?
* Да, да. Сиди, я мигом.

Скрестив ноги, она сидела на лавочке под каштаном. Легкие спортивные тапочки и сумка стояли рядышком. Откинувшись на спинку и прикрыв глаза от яркого солнца, Настя сидела неподвижно, словно изваяние. Илья молча присел рядом, раскурил сигарету и посмотрел на небо:
* Кажись будет буря. А может и нет. Может пронесет, но уж ночью навер-няка разверзнутся хляби небесные и тогда... "...И будут молнии вон-заться в наши души, а голос бури чем-то схож с твоим."
* Ты-чокнутый, Илья. Тебе никто не говорил об этом? Вот почему у тебя нет жены, и никогда не было, да и не будет. Кто согласится жить с полоумным? Ты же чудовище.
* Продолжайте, продолжайте. Но не спешите: обстоятельность и взвешен-ность-вот чего требуют от вас в сей нелегкий час.
* Ты-шут гороховый, клоун...
* "...волею божьей."
* Да уж конечно, божьей.
* Я не про себя, про Нижинского.
* Дай покурить.
* Давай раскурю целую.
* Нет, я хочу эту. Бессовестный ты все-таки. Я с таким трудом, с та-кой брехней вырываюсь к тебе, жду битый час, а он является и хамит.
* Кто хамит, кто хамит?
* Сколько мы не виделись, а? Засранец, хоть бы позвонил раз. Все ждет, пока я первая позвоню. Тебе трудно набрать мой номер?
* Куда мне звонить, в твой отдел что ли? Чтобы тебя сдали с поличным Келдышу?
* Кельмышу.
* Какая разница?
* Ты правда знаком с Люсей?
* Я с ней сплю.
* Давно?
* Недавно.
* Врешь?
* Вру?
* Я тебя ненавижу!
* Может любишь?
* За что тебя любить, золотко мое? За то, что стоит мне исчезнуть на некоторое время, и ты успеваешь переспать со всеми моими подругами?
* Ну уж. Слухи об этом сильно преувеличены.
* Илья, я... Я убью тебя когда-нибудь. Честно убью.
* А что скажешь на суде в присутствии своего мужа? Убила, мол, любов-ника из ревности, да? Тогда ты не намного переживешь меня, и даже там мы будем вместе.
* Кто тебе сказал, что я ревную тебя? Если хочешь знать, я держу тебя как самца, понял?
* А наш муж, он что-самка?

Даже привыкший ко всему Илья не смог увернуться от карающей десницы - смесь пощечины с хуком хлопком прилипла к скуле. Он картинно схватился за нос, запрокинув голову и мелко-мелко заморгал.
* Убили, -- едва прошептал Илья.
* Илюша, Илюша, миленький, я не хотела! Извини ради бога! Ну правда, сорвалось. Идет кровь? Что же я наделала? Вот платок возьми, -- она поднесла свой платок к его носу и тут же об этом пожалела. Она не успе-ла отдернуть руку всего на мгновение, на секунду: тяжелая лапа Ильи прижала ладошку к носу. Послышался характерный звук и Настя почувство-вала, как под пальцами тонкий ситец заполнился теплым влажным веществом.
* Свинья! -- она брезгливо отдернула руку и кинула платок под скамейку.
* Ну вот, собственно, и все .- Илья интеллигентно утер кончиками ухо-женных пальцев крылья носа. - Можем идти. Официальная программа "сам-мита" выполнена, приступаем к произвольной. Куда держим путь, камарадо, и сколько Келдыш отпустил нам времени?

Они бесцельно слонялись по раскаленным улицам августовского города той самой походкой, в которой даже не искушенный в дедукции прохожий, запо-дозрил бы их в любовной связи. Причем, маска полного безразличия была именно на Насте-она, человек замужний, о конспирации заботилась так же тщательно, как и о приготовлении плова. Часами она могла объяс-няться ничего не значащими фразами, но никогда не смотрела на него в людных местах, не позволяла подать себе руки при выходе из муници-пального транспорта, не говоря уже о таких глупостях, как идти под руч-ку или в обнимку.
* Куда ты меня ведешь? -- сквозь зубы процедил Илья.-Если тебе опять надо на рынок за сметаной для твоего, прости, для нашего мужа, то я предлагаю ввести очередность. Действительно, почему по магазинам для него хожу я? Где социальная справедливость? Почему он ни разу не поку-пал мне носки и не стоял за лезвиями? Почему, я тебя спрашиваю? Почему не он, а я давился сразу в двух очередях за подарком к 23 февраля? А кто из-за водки дрался с мужиками перед майскими праздниками? Почему ему все готовенькое приносят прямо домой? Слушай, Настя, имей в виду, что однажды я не выдержу и предложу ему поменяться функциями, чтоб он хоть немного побыл в моей шкуре. Пусть твоим любовником будет он-я готов и на это-а я буду сидеть целыми днями у мольберта перед бессмертны-ми шедеврами. Я не шучу.
* Я тебе давно предлагала, давай я уйду. Я тоже так не могу. Что ты мне ответил, не помнишь? -- С Настей, не понимающей юмора, когда речь заходила об этом, продолжать было уже опасно.
* Все, молчу, -- глухо проворчал Илья, -- Но могу я надеяться, что он мне в старости хоть стакан воды подаст?
* Я тебе принесу. Подожди, я заскочу на минутку, -- и она скрылась за дверями магазина "Ткани".

Илья уселся на тротуарное ограждение напротив входа и занялся подмиги-ванием проходящим матронам от пятидесяти и старше. Поистине, увлека-тельное занятие, хоть и не безопасное-раз на раз не приходится.
* Ты что, медитируешь? -- Настя вынырнула также внезапно, как и исчез-ла, -- Идем, Илья.
* Тс-с, -- жестом предостерег ее Илья, не отрываясь взглядом от жер-твы-отчаянной блондинки около пятидесяти, -- Вспугнешь.
* Извращенец! -- зло фыркнула Настя и пошла к остановке.

В душном троллейбусе, потеющим всеми своими ста двадцатью восемью под-мышками, не считая водительских, они проехали всего три остановки. Встреча была безнадежно испорчена, и теперь они тихо ненавидели друг друга, мечтая улизнуть, но без ущерба для будущих встреч. Дабы обста-вить прощание более торжественно, Илья предложил заскочить в кафе на первом этаже бетонно-стеклянного Дома моделей. На удивление здесь было пусто, к счастью, работал бар, и, о, чудо! -- стоял коньяк. Настя выб-рала укромный столик в самом углу и они погрузились в прохладные воз-душные кресла.
* За что? -- Настя подняла рюмку и рассматривала Илью сквозь коричне-вое стекло.
* "...за редкость встреч закатными часами..."
* Илья, ты меня утомил. Можешь не паясничать хоть полчаса? Кстати, когда-то ты мне посвящал сонеты, я их до сих пор с собой ношу. Сейчас покажу, -- она поставила рюмку, долго копошилась в недрах сумочки и на-конец извлекла довольно увесистый пакет пожелтевших машинописных стра-ниц, -- Хочешь почитать?

Он отрицательно покачал головой, рассматривая причудливые пятна на бордовой скатерти.
* А потом ты перестал писать, по крайней мере, мне. Видимо, ты меня уже не любишь.-Насте всегда удавалось говорить о любви обыденно, как если бы речь шла о будущей кооперативной квартире, -- Чушь все это. В конечном итоге удел всех женщин-быть брошенными, забытыми, оди-нокими. Не думай, я на тебя совсем не сержусь. Я прекрасно понимаю, что ты-это ты, никто другой на тебя не похож. Я даже сейчас могу тебя простить за то, что когда-нибудь меня бросишь. Хочешь? Но ты правда мне нравишься таким, потому что и меня ты сделал другой. Кто бы мог поду-мать еще год назад, что я буду изменять мужу...
* С самим Ильей.
* Не важно с кем. Буду изменять, изворачиваться, лгать, бросать на под-руг дочку и ехать с тобой неизвестно куда и зачем? Ради кого, спраши-вается? Ради несносного мальчишки, у которого вместо мозгов тараканы. Почему я тебя люблю, ты не знаешь? Слушай, а вообще за что тебя бабы лю-бят? За что, спрашивается? За то, что являешься раз в год как ясно сол-нышко? Вот он я, дескать, доступен вашим объятиям. За это? Бедные мы, бедные, если теряем голову черт знает из-за кого. Может за это и выпьем?
* Можно выпить и за стихи. Ведь нас с тобой не будет, а они останутся.
Тем более, что моими стихами говорит Бог.
* Ну уж нет! Если твоими стихами и говорит кто-то, то это дьявол. А ты написал что-нибудь пока мы не виделись?

Илья кивнул головой и отпил из рюмки.
* Что?
* Что-нибудь.
* Не обижайся, я серьезно. Прочти, а.
* "...Я ухожу и синими ногтями
Вгрызаюсь в боль, чтоб было ей больней
Я-скарабейник, угодивший в клей,
Пытался выбраться различными путями.
Ну хоть теперь меня ты пожалей
Я взвешен, разделен, и вес мой найден малым-
Частичка пустоты у времени в гостях
Я строю город на своих костях
И заполняю дом туманом алым
И в спальню привожу невесту на сносях..."

Илья вздрогнул от того, что ему показалось, будто совсем рядом истошно кричит младенец. Он запнулся, огляделся по сторонам-крик затих.
* "...А в час аутодафе я буду клянчить храбрость
У павших на войне и не попавших в рай
Остынет все, лишь ты не остывай,
На целый мир моя слепая ярость
Никто не крикнет: "Эй! Не умирай!"
И я гляжу бесцветными глазами
По обе стороны земного бытия,
Растет бамбук и я целуюсь с небесами,
Хоть греюсь в пламени подземного огня."


* Илья, это правда твои?
* Нет, это мне Вовик прочитал перед уходом.
* Илюшка, ты-гений! -- она смотрела на него огромными влюбленными глазами, такими же блестящими, как и год назад, когда он был пленен ими и порабощен.
* Тебе правда нравится? Ну, в общем, ничего, занятные стишата.
* Раз ты так спрашиваешь, значит они мои? Это правда?
* Если тебе так нравится, -- Илья равнодушно повел плечами и допил коньяк.
* Можно я тебя поцелую? -- ее чувственные губы выдавали сильное волне-ние, может оттого, что мелко подрагивали. Не дожидаясь разрешения, она обхватила его за голову и прильнула к его губам. На мгновение они за-мерли и он почувствовал, что по ее телу пробежала мелкая дрожь, как тогда, в первый раз.
* Я хочу тебя как последняя гулящая девка. Я хочу тебя прямо сейчас, здесь, где угодно, но, сейчас.
* Полноте, полноте, сударыня, -- вокруг люди.-Илья попытался высво-бодиться из ее объятий, -- А как же принцип конспирации? Как принцип нейтрального поведения в обществе?
* К черту конспирацию! Хочешь заору на весь бар, что я-любовница Ильи Беличенко, и что я хочу его прямо сейчас, хочешь?
* Нет, нет, к чему такие жертвы? Я этого не заслуживаю.-Он тут же осекся, когда увидел слезы в ее глазах. Крупные тяжелые капли купороса, готовые броситься вниз, на вздымающую грудь. Он наклонился, погладил ее по щеке тыльной стороной ладони и слизнул языком обе слезы, -- Извини, я-осел. Ты любишь ослов?
* -Я сейчас, погоди, -- не вытирая новых слез, а лишь размазывая их по лицу, она подошла к стойке бара и заказала бутылку коньяка. Бармен про-водил ее недоумевающим взглядом, украдкой пытаясь рассмотреть едва прикрытые мини-юбкой бесконечно длинные ноги, выточенные из тропическо-го дерева. Сглотнув слюну, он продолжил нехитрые подсчеты на портатив-ном калькуляторе.
* Шикуем? -- Илья отодвинул стол, чтобы Настя не опрокинула его свои-ми коленками.
* Мне надоело, понимаешь? Надоело врать себе и всем. Я уже не могу сдерживаться, когда рядом хочется видеть именно тебя, а не... Я устала по ночам прижиматься к тебе, открывать глаза и убеждаться, что ты- это сон. Я разучилась забывать твое имя и все чаще забываю имя Юлькино-го папы. Я ненавижу себя и его, а тебя я пре... люблю. Бывает же такое. И поэтому я хочу сегодня с тобой напиться, а потом трахаться где-ни-будь в кустах, на чьей-то даче, у кого-то дома через стенку с парализо-ванной бабкой. Пойми, я-женщина, баба и не могу сдерживать себя рам-ками приличия когда вижу тебя, когда хочу тебя чувствовать, когда хочу любить. Пьем, Илья за мои слезы, которые ты, к счастью, не видишь.
* Почему же, вижу-он смотрел на нее сдержанно серьезно, по крайней мере, так казалось.
* Ну что ты, это еще не слезы. Те бывают ночью во сне, или в ванной, когда откроешь кран и ревешь в голос. Ты пойми, я не в обиде на тебя, твоей вины в этом нет. И никто не виноват, просто так мне не везет. А однажды я даже подумала, что, если бы моим мужем был ты? Катастрофа! Я ревновала бы тебя к прохожим бабам, устраивала бы сцены по пустякам и в конце концов ты меня бросил бы, как бросал многих до меня. Ведь бросил бы, а? Впрочем, какая разница? Пьем за тебя, Илюша. Мой славный человек, который не балует своим присутствием и появляется раз в вечность, чтобы в очередной раз лишить меня девственности.
* Во, даешь!
* Да, не смейся. Представь себе, что женщиной я становлюсь только с тобой, а с ним я исполняю супружеский ритуальный танец. Илья, идем от-сюда.
* Куда?
* Куда угодно: на стройку, в садик, в парк, на кладбище...
* На кладбище?
* На кладбище?!
* Ты сказала: "на кладбище."
* Ну, я образно...
* Никаких образов-только на кладбище. Грандиозно!

Он взял ее за руку, прихватил со стола недопитую бутылку и они выскочи-ли из прохлады бара на раскаленную сковородку августовского города. Тот, у стойки, проводил их долгим понимающим взглядом, отложил кальку-лятор и мечтательно уставился в одну точку. Затем налил в мензурку коньяка, кинул кусочки льда и выпил залпом.
* Слушай, может поедем к кому-нибудь на квартиру, а?
* Нет, поздно. Все уже решено.
* Ну не беги же так, мне за тобой угнаться-у меня юбка узкая. Илья, ну остановись же ты наконец.
* Что, прямо здесь? -- он огляделся, -- А почему бы и нет. Это романтично-мертвые дарят любовь живым. Так что, здесь?
* Я не-не знаю. Может там, -- Настя неопределенно махнула рукой.
* Ну уж нет. Здесь.-и он сильно прижал ее к себе, так сильно, что, казалось, они составляют одно целое.
* Ну давай хоть в сторонку отойдем. Вот сюда, к оградке, -- и она боч-ком-бочком подтолкнула его к ближайшей могиле.
* Ох уж эти мне "мини"! Как она расстегивается?
* Ты порвешь мне "молнию", сумасшедший! Нет, через голову. Дай я сама.
* Как в швейцарском банке. Тут и сигнализация, небось, есть? Ну помоги же мне! Настенька, Настя, о!
* Поцелуй вот здесь. И здесь. Еще, еще. Ну не торопись же ты, прошу!
Илюша! Погоди, не так, я повернусь. Да-а-вай! О-о-о! Еще. Прошу, ми-ленький мой, еще! Господи-и!

Настя сильно, до боли в побелевших пальчиках вцепилась в поржавевшие шишки чугунной ограды. В такт их движениям тряслась, кажется, не только ограда, но и все кладбище. У нее перед глазами поплыли прозрачные раз-ноцветные червячки. Ей показалось, что земля уходит из-под ног, что не-бо опустилось так низко и вот-вот раздавит их обоих. В целом мире не существовало больше ничего: лишь сильные толчки, отдающие под сердцем, причиняющие одновременно и адскую боль и неземное блаженство, да две чугунные шишки в руках, так напоминающие... Во рту у нее появился нез-накомый привкус чего-то соленого, но она уже не могла связать воедино последовательность событий, причину и следствие, мораль и распутство. Все сейчас подчинялось обжигающему ритму жизни, ритму любви и голосу плоти. Этому безудержному голосу, предвещавшему скорую расплату за жизнь и за любовь.
* А-АА-А! -- их крики слились воедино и усиленным эхом, вспугнули во-рон. А те в свою очередь подняли невообразимый гам и все это смешалось, сложилось, понеслось в поднебесье и там внезапно оборвалось. Последнее, что она ощутила-это пульсирующее движение раскаленной лавы внутри себя.
* Спасибо, Илюша! Спасибо тебе, мой дорогой, мой маленький мальчик! Господи, как я тебя люблю! Я люблю тебя, слышишь? Я люблю...
* Настя...

Они еще долго стояли неподвижно, как будто специально для нас, чтобы мы увидели выставленные на всеобщее обозрение обнаженные людские тела в интерьере серых от пыли кипарисов и ржавых чугунных оград.
* Погоди, у меня в сумке платок. Подай пожалуйста.
* Платок ты неосмотрительно выбросила, если помнишь.
* Ах, да. О, там еще салфетки для снятия макияжа. На, возьми, только отвернись.
* Пожалуйста.-Илья заправил футболку и застегнул джинсы, -- Инте-ресно, кто нас приютил у себя и подарил минуты блаженства? Я сейчас, -- и он перемахнул через невысокий заборчик.

Могила, похоже, была старой. Видно, что за ней уже много лет никто не ухаживал-вся она поросла папоротником и сорняками. В центре надгро-бия подслеповато щурилась виньетка с выбитым стеклом и истлевшей фотог-рафией. Некогда тесненные золотом буквы, покрылись зелеными бородавками мха и плесени. Илья склонился над плитой и попытался ногтями освежить надпись. Совсем скоро можно было прочесть: "...гиевна Кольцова. Почила двенадцатого августа..."
* Ну что, прочитал? -- Настя достала из сумочки косметичку и перед крохотным зеркальцем приводила себя в надлежащий вид.
* У тебя нет чего-нибудь остренького? А, вот ключ у меня, -- и он при-нялся выцарапывать из желобков плесень. Минуту спустя уже отчетливо проступили буквы:" Настасья Георгиевна Кольцова", а чуть ниже: "Госпо-ди милостив, буди мне грешной."
* Настя, а твоего отца как звали?
* Зачем тебе?
* Ну отчество твое как?
* Георгиевно, -- Настя невозмутимо подводила губы перламутровой помадой.
* А ведь вы тезками будете. Вот она тоже Георгиевна, и тоже Настасья.

Вы, случаем, не родственницы?
* Все может статься, Только я не Настасья, а Анастасия. Какая у нее фамилия?
* Ты уж полного родства хочешь? Не Келдыш, чай.
* Кельмыш. Ты научишься когда-нибудь правильно произносить мою фамилию?
* Не могу я татарские фамилии выговаривать.
* Не татарская, а скандинавская. У Юрки в роду кто-то из финнов затесался.
* Ну, где уж нам с грыжей до скандинавов. А вот Настасья Георгиевна женой русича была. Самая что ни на есть славянка-Кольцова.

Косметичка едва не выпала из рук Насти:
* Ты меня разыгрываешь, Илья? Шуточки у тебя ямщицкие.
* Почему это ямщицкие?
* Откуда ты знаешь мою девичью фамилию?
* Я ее и не знаю...
* Моя фамилия Кольцова.

"Возьми себя в руки, дурак! Спокуха на лице. Чертовщина какая-то!"
* Я стебусь, Настя. Тут написано Ризеншнауцер. Да, так и написано: "Мир праху твоему, незабвенная Настасья Георгиевна Ризеншнауцер."
А сам тайком от Насти вгрызался в столетний мох, расчищая даты жизни: "род. 4 мая 1916 г. скончалась 12 августа 1991 г." "Только не пустить ее сюда, только ей не увидеть всего этого, -- лихо-радочно стучало в висках, -- да что это такое? Глюки!"
* Сейчас я посмотрю на тезку с собачьей фамилией.-Настя уже закину-ла ногу, пытаясь перелезть через оградку, -- Подай мне руку, а то я юб-ку порву.
* Знаешь, Настя, давай-ка коньячку хлебнем. Да не лезь же ты сюда- тут ничего интересного.
* Я уже. Ой, зацепилась кажись. Ну, где тут та самая Настасья?

Илья понял, что уже ничего не сможет сделать и стоял понуро, даже вино-вато глядя перед собой.
* Так, так...-Настя осеклась на полуслове при виде надписи на гра-нитной плите, -- Илья, почему ты молчишь? Что ты стоишь? Это розыгрыш, да? Ну скажи, что ты это только что выцарапал, ну скажи пожалуйста! Этого же не может быть... Ведь это... Это же... Это же Я! Слышишь?
Кольцова Настасья Георгиевна-это же я!
Илье жутко захотелось курить. Он до конца не понимал всего происходяще-го и не воспринимал его как нечто реальное, действительное. Все больше это походило на страшный сюрреалистический спектакль. Он еще раз вино-вато посмотрел на злосчастную плиту, потом на Настю. Она стала совсем чужой, незнакомой, чьей-то Настей, не его: безвольно опущенные плечи, дрожащие в согнутых коленях ноги, потухшие глаза, тупо уставившиеся в гранит.
* Разбуди меня, Илья. Кто-нибудь, разбудите меня! Мне страшно! Почему я? -- ее пронзительный крик вспугнул ворон и до сих пор хранившее мол-чание кладбище было вновь разорвано хриплым мистическим карканьем.
* Уйдем отсюда. Идем, идем. Здесь что-то не так. Настя, идем.

Он обнял ее за плечи и увлек к ограде, будь она проклята!
* Погоди.-Настя резко остановилась и обернулась, -- Какое сегодня число? А месяц какой?
* Число я не помню, а месяц известно какой-август.
* Но ведь и там август, двенадцатое. А сегодня какое? Почему ты мол-чишь? Я тебя спрашиваю, какое сегодня число? Ты что, оглох?
* Я правда не знаю. Идем отсюда.
* Ты с ума сошел! Как мы можем уйти, не узнав числа? Это же так важно, разве ты не понимаешь? Ну узнай же у кого-нибудь...
* У кого, Настя? Мы одни.-Он опять попытался увлечь ее к ограде, но она упиралась.
* Так, так, но ведь там не сходится дата рождения. Мне же не показа-лось? Там написано: "1916 год", а я родилась в 1966. Значит, это не про меня, иначе все совпало бы, верно? -- вопрос прозвучал слишком тихо и неуверенно, -- Но ведь действительно 4 мая...

Она больше не сопротивлялась, когда он помог ей перебраться через ограду , когда собрал ее сумку и силком влил ей в рот прямо из бутылки граммов сто коньяка. Остаток допил сам и поставил бутылку у злополучной ограды, прямо на углу. Они долго плутали по тенистым аллеям между аккуратными рядами старых могил, то и дело вздрагивая от шорохов или треска веток где-то рядом, и вскоре очутились на асфальтированной площади, в центре которой стояла ухоженная розовая часовенка. У входа в нее, как и положено, сидело несколько бабулек, -- все на одно лицо в одинаковых светлых платочках. Они несколько настороженно смотрели подслеповатыми слезящимися глазами на странную парочку. Когда те подошли совсем близко, бабульки, не сговариваясь, перекрестились.
* Бабушки, -- спросил длинноволосый парень в тертых джинсах и в кедах на босу ногу, -- а это старое кладбище?
* Очень старое, сыночек.
* А здесь давно уже не хоронят?
* Господь с тобой! Уж, почитай, лет тридцать, как закрыли его. Вот только часовню и оставили. А чтоб хоронить-нет, не хоронят. А то, может быть, ищешь кого, так скажи-поможем. Мы здесь каждую могилку знаем.
* А вот там, в конце аллейки, недалеко от стены, так вот там...
* А что там, сыночек? Примерещилось, поди?
* Да нет же. Там могила одна, с виду старая, а дата захоронения - август этого года.

Старушки добродушно рассмеялись, обнажая торчащие в беспорядке пеньки, на некоторых из них еще сохранились блестящие металлические коронки:
* Примерещилось, видать.
* Дык, жара стоит невыносимая, немудрено и рассудок потерять.
* Это все потому, что нонешняя молодежь разуверилась, опостылела, так при Божьем попущении Сатана и творит всякое.
* Да брось ты, Марфа, парня-то стращать. Он и так, вишь, какой бледный стоит, натерпелся. А что, милок, не упомнишь, чье имя там было?
* Помню конечно, -- он наклонился к старухам, чтобы не услышала Настя, которую он оставил неподалеку, -- Кольцова ее фамилия, а звать Настасья Георги...
* Чур тебя, чур!
* Изыди, Сатана! Грех про живого человека такое говорить.
* А с виду такой приличный, вежливый. Ты что несешь-то, а?
* Эх, бабки, я и сам в это не хочу верить, потому что...
* Да вот же она, Настасья Георгиевна и есть, -- и они дружно указали туда, где он только что оставил Настю, -- жива она, а ты ее к мертвым причисляешь-грех, да и только.
* Да в том то и дело, что жива. Но там именно так и написано. Вы не верите мне? Вон посмотрите на девушку, что с ней стало, а говорите, ошибся. Дуры! -- Он произнес это с огромным облегчением. Может и прав-да, все это-жуткое недоразумение, мираж? Может правда все образует-ся? Он готов был расцеловать всех бабулек, пожертвовать на храм послед-ним "чириком", но...
* Да вот же она идет, Настасья-то.
* Настасья, а вот он говорит, что могилку твою нашел. Видала такого?
Эх, ходють всякие люди, и недобрые попадаются.

ОТКУДА ОНИ ЗНАЮТ НАСТЮ? Илья резко обернулся, как оборачивался в дра-ках за секунду до удара. Там, где он оставил Настю, никого не было. Неужели она ушла? А к ним, как ни в чем не бывало, немного хромая на правую ногу, шагала бодренькая ухоженная старушка в белом платочке, в застиранном ситцевом сарафане, с медным крестиком на морщинистой, пок-рытой пятнами пигментации, шее.
* Уф! Едва очистила от воска. Уж больно много сегодня прихожан было, и все поминали, поминали. Воском весь пол позаливали, насилу очистила.
* Да ты послушай, вот парень-то говорит, будто твою могилку видал. А мы ему, да как же так, путаешь, жива наша Настасья Георгиевна, слава Господу! Жива и здравствует. А он все свое твердит, дескать, видел и все тут.
* Вас зовут..? -- Илья почувствовал, что на глаза опускается пелена.
* Настасья Георгиевна я, Кольцова стало быть. А могилка-то, что ж. Рановато мне еще, поди, еще девятое августа.

Илья ощутил внезапный приступ тошноты. Он набрал полной грудью воздух, запрокинул голову и кинулся к выходу с кладбища. "Девятое! Девятое! Сегодня только девятое"-пульсировала в висках горячая кровь.

Он плохо помнил, как добрался домой, как очутился в постели, не раздевшись и даже не разувшись. Он плохо помнил все события этого дня, лишь одно он запомнил очень хорошо, что сегодня-ДЕВЯТОЕ АВГУСТА ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ДЕВЯНОСТО ПЕРВОГО ГОДА.

К вечеру жара стала спадать, и когда он открыл глаза, было довольно сносно, если не считать головную боль, от которой не было спасения ни на том, ни на этом свете. Илья сел в постели и попытался рассмотреть ставшие незнакомыми очертания своей комнаты. Все на месте: тумба с пол-ной окурков пепельницей, разбросанные по всему полу, исписанные листы, книжный шкаф с треснувшим стеклом. Даже привычный запах старых книг и грязной пепельницы.

"Отчего же так раскалывается голова? Прямо клиника какая-то."

Он заставил себя подняться, скинул всю одежду и облачился в длинную, до пят, хлопчатую рубашку. Едва он появился в коридоре, как на него обрушился поток коммунальных новостей в интерпретации бабы Любы:
* Проснулся, друг ситный? А я уж не знала, что и думать. Даже зайти проведать хотела, мало ли что.
* Сколько времени, баба Люба?
* "Время" только окончилось. Тебе точно надо?
* Да нет. Мне не звонили?
* А бес его знает. Телефон все время звонит, а кому? Мне-то вставать тяжело каждый раз, да мне и не звонит никто. А Принцесса наша разве подойдет сама? Ей приглашение особое нужно.

Баба Люба стояла к Илье вполоборота и жарила на сковороде семечки "от изжоги". Она окинула взглядом Илью с ног до головы и сокрушенно покачала головой:
* Нельзя тебе пить, голубчик. Намаялся, поди. Эх, непутевых соседей мне бог послал.

Илья впотьмах пробрался в ванную, нащупал выключатель и щелкнул. Яркая вспышка и-темнота. Илья тряхнул головой и зажмурил глаза.
* Опять лампочка грохнулась? Ну, так мы не напасемся-они нынче в дефиците. Э-эх!

Беззлобное ворчание Любы вывело его из оцепенения.
"Стоп, парень, возьми себя в руки. Всего лишь лампочка перегорела, не более. Больше ничего. Все остальное-тип-топ. Все прекрасно. Раз гун-дит Любэ, значит в этом мире ничего экстраординарного не случилось."
Рукой нащупав кран, он открыл его на всю и сунул голову под холодную струю. Вода ласкала его, обнимала со всех сторон и пульсация в висках становилась все слабее. Мысли, цепляясь друг за друга, выстроились в одну цепочку: "Мы встретились с Настей, гуляли, пили, любили... Так, так, любили. Где? О, черт, это же важно! Мы любили в парке на траве? Нет. Не в парке, но трава была. Очень высокая, даже слишком высокая для парка. В заброшенном парке? Где таков? Парк водников? Там негде любовью зани-маться-проверено. Аллея Героев? Там открытые лужайки со скошенной травой. Там даже присесть негде, из всех деревьев-кипарисы... Кипа-рисы! Там были кипарисы и..."
В дверь настойчиво стучали. Илья вытащил голову из-под живительной струи.
* Илья, ты жив? Не квартира, а сумасшедший дом! Иди, тебя к телефону.
* Иду, -- он опрометью выскочил из ванной, едва не свалив с ног Любэ.

Когда он поднял трубку, там раздавались жалобные короткие гудки, а Илья стоял и слушал их, как будто они о чем-то могли рассказать.
* Что, не дождалась? -- лузгая семечки, понимающе улыбнулась вездесу-щая Люба.
* Женский голос звонил?
* А то тебя когда-то мужской звал.

Илья равнодушно положил трубку и поплелся на кухню. На его столе ворох грязной посуды был прикрыт полотенцем-немой укор "хозяйки камбуза".
* Могли бы и ополоснуть, все равно днями торчите на кухне, -- беззлобно процедил Илья и попытался одной ходкой перенести пизанскую башню в рукомойник.
* Если б только твоя была-помыла бы. Буду я за твоими невестами мыть, -- баба Люба уже удобно расположилась на своем стульчаке в позе ООНовского наблюдателя, продолжая щелкать семечки, а шелуху ловко скла-дировать в подол видавшего виды байкового халата.
* А они что, не люди? -- ему безумно захотелось достать "щелкунчика",
* Надо торопиться делать добро, чтобы там, на сковородке, не было мучительно больно.
* А ты за меня не переживай. Не одна я такая. Вместе будем ТАМ жариться.
* О, меня это радует.
* Это почему? -- "щелкунчик" напряженно замерла, боясь услышать нечто такое.
* Потому что с вас столько смальца набежит! Я хоть к сковороде не прилипну.
* Гы-гы, -- выдавила из себя баба Люба, потом строго посмотрела на Илью и тоном праведницы отметила, -- Жениться бы тебе, парень.
* Да что вы такое говорите, б. Любэ? Вы же первая траванете крысомо-ром мою суженую. Ведь траванете, а?
* Травану, -- задумчиво подтвердила Любэ, глядя в окно.-О, опять звонят. Мне подойти?
* Сидеть! -- скомандовал Илья и, всплеснув по-женски руками, кинулся в коридор.

"Подниму трубку после шестого звонка, тогда все обойдется"-загадал он, но не выдержал и поднял на третьем.
* Алло!
* Привет, Инна! Я битый час пытаюсь до тебя дозвониться...
* Инна???
* Ну да. Ты что, меня не узнала? Во дает, подружка! -- голос Насти был деланно радостный, но чувствовалось в нем странная напряженность.
* Настя, ты из дома звонишь?
* А то откуда же? Как твои дела, что нового?
* Не валяй дурака, мне надо с тобой срочно встретиться. Да, прямо сейчас. Приедь ко мне хоть на полчасика.
* Ты с ума сошел-ла! Ты-ненормальная! Время уж сколько.
* Сколько?
* Четверть одиннадцатого. Мы сейчас Юльку купаем, а потом ее спать укладывать. К тому же у меня голова жутко раскалывается. Нет, не этим, возьми розовое полотенце в шкафу. Это я не тебе.
* У тебя все в порядке, Настя?
* Мне страшно, даже не знаю отчего, -- зашептала трубка, а потом нарочито громко, -- и голова сильно болит, прямо напасть какая-то. Наверно заработалась сегодня, -- у нас же вентиляции нет, духота, да еще и машины гудят. Иду я, иду. Вытри ее и одень пижаму. Давай встретимся завтра?
* Завтра я не могу.
* А когда? Мне же надо косметику у тебя взять и Юрке показать. Да, тот, что ты мне обещала продать. А когда, Инна?
* Не завтра.
* Ты сердишься? Ну назови свою цену. За сколько продашь? Ой, Юрка идет... Что ты лезешь, я сама с ней договорюсь. Тебе прямо все надо знать. Слушай, может ты мне и колготки подбирать будешь?! Да говорю тебе, отстань!.. Инна это, Инна. На, послушай... Инка, тут Юрка...

Илья едва дотянулся ногой до Наташкиной двери и сильно пнул ее. Наташа сидела на полу перед телевизором и накладывала на лицо маску. Зажав трубку рукой, Илья, отчаянно жестикулируя, выдавил из себя лишь нечленораздельное:
* Пс-с-пс! Наташка встрепенулась, удивленно посмотрела на Илью и подскочила к аппарату.
* Его зовут Юра, лох, каких свет не видывал. Его жена-Настя, а ты продаешь ей косметику и зовут тебя Инна. Усекла?
* Алло...

Илья скривился как от зубной боли. Среди всех путан города Наташа обладала самым низким тембром голоса, за что, видимо, и получила прозвище "Аманда Лир". С таким же успехом Илья и сам мог бы поговорить с Настиным мужем-негоциантом.
* ... Она сама просила. Нет, я не фарцовщица. За сколько взяла, за то и отдаю. А ты считаешь это дорого? Ты когда последний раз в "комке" был? Овес нынче в цене. Хочешь, чтобы у жены приличный фейс был-башляй. Торгуется как лавочник, в натуре. Слушай, будешь наезжать, я ей вообще ничего не продам. Милок, ты че так вызверился, а? И приезжай, разберись. Да не бери на понт! Меня душит смех от твоего спича. Адрес? Пожалуйста. Пиши: Меньшова, 14, кварт...

Илья как всегда опоздал. Одной рукой он зажал Наташкины пол-лица, точнее, ту часть, которая была готова выложить все координаты, а второй зажал трубку:
* Что же ты делаешь, кормилица! -- Илья зло швырнул трубку на рычаг,
* Ты издеваешься надо мной, сестрица? Может ты и меня с ним познако-мишь? Инна, маму твою, ничего доверить нельзя!

Он освободил Наташкин рот, испачкавшись в густой косметической замазке, и брезгливо вытер ладонь о ее футболку.
* А че он наезжает на меня, мол я фарцовщица? Что я его жену нагрела на косметике, коз-зел! Я ни его, ни жену, ни косметику не видела. Во, урод! Попадается же такое, не дай Бог! Я бы его...
* Натали, Натали, -- укоризненно покачал головой Илья, -- этому ли учила тебя твоя добрая старая матушка? Эх ты!

Он развернулся и побрел на кухню. Ему очень хотелось услышать от Насти, что же сегодня произошло с ними и где? И что было потом и, вообще, что происходит с миром, в котором они все живут? "Щелкунчик" сидела в той же позе и лишь рассыпанные по полу семечки свидетельствовали, что еще секунду назад она занимала другую, более удобную для прослушивания "голосов", позу.
* Сорвалось? -- риторически спросила баба Люба.
* Просрало, -- развел руками Илья и поплелся в свою комнату.

Ему не хотелось зажигать свет, чтобы увидеть вечернее отвратительное зрелище своего логова. "Все мы немного у жизни в гостях, жизнь-это только привычка..." Он плюхнулся прямо на пол у раскрытого настежь балкона и закурил. Вокруг огонька сигареты стала собираться мошкара. Кто-то сел рядом и положил голову ему на плечо:
* Илюша, ты извини меня, если я что-то тебе обломала, но он же хам натуральный. И тиран вдобавок. Как за таких выходят?
* А за кого еще выходить? Все такие.
* Да нет. Извини меня, но чтоб проверять кому звонит твоя жена-это уж слишком. Вот если бы застукал вас, то я понимаю, можно и замочить. А так... Она хорошенькая?
* Все вы хорошенькие, пока чужие жены. А как пообвыкнетесь, так и понеслось.
* Не все, Илья, не все. Я вот, если найду человека, только уж очень такого...
* Какого? -- улыбнулся Илья, -- Хорошего? Чтоб не подслушивал твои разговоры?
* Ну и это тоже. Но главное, чтобы он меня понимал и позволял за собой ухаживать, заботиться. Так я, мне так кажется, на сторону - ни-ни. Как отрежу.
* Все так говорят, Наташка. А потом пройдет медовый, за ним другой месяц, и вот уже два озлобленных зверька, думающие только о том, как насолить друг дружке.
* С чего ты это взял?
* В книжках читал.
* Дай дернуть.

Он глубоко затянулся и протянул Наташке окурок.
* Фу, что мы курим? Гадость редкостная! Давай я "фирму" принесу, -- Наташка разразилась шахтерским кашлем.

Илья почему то вспомнил, как еще в детстве, голос маленькой Наташки вызывал изумление у соседей. За это, а также за огромные, навыкате, глаза, за постоянно сбитые и смазанные зеленкой коленки, за традиционные сопли из носа ее во дворе называли "принцессой Турандот". И как потом, к седьмому классу из гадкого утенка вылупилась настоящая принцесса, прямо с картинки зарубежного журнала. Однажды, играясь, он случайно коснулся ее упругой груди с торчащим соском, и остолбенел, не в силах произнести ни слова. А она удивленно спросила: "Ты что, ударился?"
Из памяти внезапно всплыли самые разнообразные обрывки из детства: начиная от страхов перед взрослыми пацанами и оканчивая разлившегося по телу огня, когда через окошко на кухне он впервые увидел голую купающуюся Наташку. А потом ее понесло, особенно после смерти матери, да понесло так круто, что не упустила она ни одной кочки, ни одной ухабины на своей дороге: и первое разочарование с перерезанными венами, и приводы в милицию, брошенная школа, а затем специнтернат и... А, лучше не вспоминать. Для него она навсегда осталась голой Принцессой из детства. И вот сейчас, когда они сидели перед открытой в ночь балконной дверью, когда она прижалась к нему и положила голову на плечо, он вдруг понял, что если и можно с кем-то поделиться своими сомнениями и страхами, то только с ней. Наташка многого не поймет, но он-то сможет выговориться, и тогда наверняка отпустит.
Она первой нарушила тишину:
* Илья, ты знаешь, я в детстве когда видела падающую звезду, всегда думала, что это настоящая звезда. И с каждой упавшей их на небе должно быть все меньше и меньше. А не фига! Оказывается, одни все время падают, а другие все время светят. Так и в жизни-одни созданы, чтобы светить, а другие, чтобы падать.
* Ну, ты конечно, чтобы...
* Падать. Ты что думаешь, я в отношении себя иллюзии питаю? Ничуть.
Блядь-она и есть блядь. Ну, Аманда, в лучшем случае. Я все про себя знаю, вот только не могу понять: мне это с рождения уготовано, или я все сама делаю? Падаю, падаю, и уже кратер свой вижу, а изменить ничего не могу. Или не хочу. Ведь и падать кто-то должен, да? Если все начнут светить, то день от ночи не отличишь. А так лечу себе-в ушах свистит, дух захватывает. Смотрю на других и думаю: "бедные вы, бедные! Даже упасть не можете, потому что не летали никогда". Ты читал "Барьер" Вежинова? Помнишь Доротею? Смешно, но я себя иногда с ней отождествляю. Глупо, конечно, но мне часто снится, что подберет меня какой-нибудь сильный мужик и скажет: "Не падай. Держись за меня." Уж я бы так в него вцепилась. Или застыла в воздухе и висела бы над ним, а по ночам мы бы летали. Здорово, да? А еще у Тарковского есть:
"...и белая в ногах стоит сестрица, и крыльями поводит, и осталась. А мать пришла, рукою поманила и... улетела." Это тоже про меня, -- он даже в темноте почувствовал, что сейчас она разревется, хотя никогда раньше не выказывала своей слабости.-Я жить НЕ ХО-ЧУ!
* Наташка, ты что? С ума сошла? Ну ты что, в самом деле? Я как слезоточивый газ на всех действую. Ну не плачь, эй! Э-эй! Ну что мне сделать, чтоб ты не плакала?
* Прочитай мне стихи. Только свои.
* А с чего ты взяла что я стихи пишу?
* Думаешь, я не слышу, как ты их своим Дульсинеям по телефону читаешь?
А мне так грустно всегда становится, что уткнусь в подушку и реву.
Думаю, другим вот стихи пишут, а со мной только трахаются, да еще и презирают, когда башлять приходится. Ну почитай, а!
* Наташка, а хочешь я тебе сонет напишу? Прямо сейчас. Экспромтом?
* Мне?!
* Почему нет? Ты что, хуже других? Ты вообще самая красивая девушка, которую я встречал. Давай, назови первое слово.
* А какое?
* Да любое, господи!
* Какое? Давай "никакое". Идет?
* "Никакое"? Отлично. Только сейчас иди кофе свари-не могу, когда над ухом дышат.
* Все, я ушла, -- она легко поднялась и вышла в коридор, на секунду показавшись в светлом прямоугольнике дверного проема.
* Готово, слушаешь?
* Илья, погоди, я волнуюсь. Давай выпьем?
* Чего ты боишься, дуреха?
* Нет, у меня сейчас обморок случится. Я принесу, у меня там почти полная банка "Мартини" есть.

Илья едва пригубил заморский самогон, а Наташка проглотила "сотку" даже не поморщившись:
* Вот сейчас можно, -- она откинулась всем телом на стенку, раскурила сигарету и мечтательно прикрыла глаза, -- Да, я слушаю.
* "Наташкин" сонет.
* Ты так и назвал его, правда?
* Наташа!
* Все, молчу, молчу.
* "Из Никакого в Никакое перетекает жизнь в алькове Все страхи прячутся в сединах,- плоха игра при скучных минах
В ночь, накануне Дня рожденья
В ночь, накануне Дня рожденья рыдают розы в черной вазе
Так имитация экстаза другому дарит наслажденье
И веру в что-то Никакое

И вера в что-то Никакое кого-то ставит на колени
Но тонкой струйкой кровь из вены украсит тело дорогое
За год до первого кормленья
За год до первого кормленья Вам будет знак и голос будет
Вам все простят и все забудут. Любовь спасет Вас от забвенья
И не оставит Вас в покое
В ночь накануне Дня рожденья
За год до первого кормленья
Лишь вера в что-то Никакое
Лишит Вас жизни, сна, покоя."

Казалось, что Наташка спала, привалившись к стене. Сигарета, к которой она так и не прикоснулась, за это время превратилась в истлевший изогнутый рог, готовый вот-вот упасть на ее голые ноги. Не открывая глаз, она прошептала:
* Илья, поклянись, что ты это только что написал.
* Наташка, ведь ты сама придумала слово "никакое".
* Верю. Тогда поклянись, что ты его никому не подаришь, только мне.
* Пожалуйста. Вот оно, в единственном экземпляре, написано от руки и без копирки, -- он свернул листок вчетверо и опустил его заворот ее футболки как в почтовый ящик, -- Оно твое, я же не успел его выучить наизусть за десять минут.
* Илья, Илья... я не знаю как, но... Я... Илья...-и не открывая глаз она уткнулась лицом в согнутые коленки и зарыдала, уже не сдерживаясь.
* Сегодня сумасшедший день. Я всем приношу одни неприятности. Все вокруг плачут, а самому впору повеситься. Наташа, я тебя очень прошу, не плачь, мне очень плохо. У меня такие жуткие предчувствия, что вокруг нас происходит нечто странное. Что меня принудили играть в нелепую игру, правил которой я не знаю, а ставка в этой игре слишком высока.
* Я знаю, что я тебя должна.., Нет, не так. Мне очень хочется тебя отблагодарить. Молчи! Мне никого никогда, слышишь? никого и никогда не хотелось так отблагодарить. Я знаю, что то, чем я с лихвой могла бы отблагодарить любого другого, тебе не подойдет. Молчи, дай мне договорить! Так вот, пообещай, что ты примешь мою благодарность, какой сумасшедшей она тебе не покажется. Обещай мне это.
* Ну тебя в задницу вместе с твоими заморочками. Ты сейчас такого напридумываешь. Если ты имеешь в виду... гм...
* Если ты сейчас же не пообещаешь мне, то я... В общем, не бери греха на душу.
* Послушай ты, неврастеничка! Прекрати меня шантажировать, а то я тебя... выпорю. Не посмотрю, что у тебя такая аппетитная задница.
* Все не так, Илья. Ты должен это сделать, иначе... Мне терять нечего.

Она наконец подняла голову и посмотрела на него своими заплаканными коровьими глазами. Увидев, как у нее трясутся губы, он понял, что надо сдаваться:
* Ладно, я согласен, -- выдавил с трудом Илья, проклиная себя за то, что позвал ее к телефону.
* Сиди здесь и никуда не выходи.

Через некоторое время она вернулась, зажгла на тумбе огарок свечи и поставила принесенный с собой маленький хрустальный фужер. Затем закрыла дверь в комнату на хилый, видавший виды шпингалет и одним движением скинула с себя футболку. В фантастических отблесках огня она казалась то ли амазонкой у жертвенного алтаря, то ли ведьмой, привязанной к столбу инквизиции. Из табакерки она достала "беломорину", выдула в ладошку весь табак, добавила в него какого-то зелья и все это перемешала. Илья зачарованно смотрел на все эти ритуальные действия, боясь пошевельнуться. Внутренне убранство комнаты в отблесках горящей свечи приобрело зловещие очертания. Тем временем Наташа "забила" ракету и пританцовывая, подошла к тумбе, грациозно склонив голову, она прикурила от свечки. Комната заполнилась сладковатым дымом марихуаны. Наташка подошла к Илье, села перед ним на колени и вставила дымящуюся папиросу ему в рот. Илья затянулся раз, потом еще раз, и еще, а Наташка заполнила бокалы остатками "Мартини".
* Выпей, только половинку. Хорошо?

Его уже начало пробирать: перед глазами мелькнули и скрылись в углу прозрачные тени, огонь свечки поочередно превращался то в факел, то в костер до небес, комната внезапно лишилась пола и стен-он плыл в густой чернильной массе и наблюдал, как мимо него стремительно проносятся падающие звезды. У каждой из них было знакомое женское лицо. С большим трудом ему удалось вернуться в комнату: ничего не изменилось, лишь Аманда перетягивала себе жгутом левую руку повыше локтя.
"Сумасшедшая, -- мелькнуло в голове, -- она еще собирается "догнаться".
Илья почувствовал, что его ноги, если, конечно, они еще принадлежали ему, увеличившись в размерах, уперлись в противоположную стенку и вот-вот высадят ее прямо в комнату к Любэ.
"То-то будет потеха, когда Щелкунчик увидит вползающие к ней ноги!" Краем лезвия Наташка надрезала вздувшуюся исколотую вену и ему в лицо ударила горячая струя. Наташка хищно улыбнулась и подставила под пульсирующую струю хрустальный фужер, до половины наполненный "мартини". Посудина очень быстро заполнилась, причем было чертовски интересно наблюдать, как смешиваются две никогда не смешиваемые в природе жидкости. Казалось, еще капля-и все польется через край, затопит комнату, город, мир и все погибнут в горячей густой Наташкиной крови.
* Выпей это, -- она склонилась над ним так низко, что ее лицо заслонило собой весь внешний мир, существование которого теперь казалось стремительным. Реальностью были лишь слившиеся в один глаза Наташи и искры огня, дым от которого наполнял Илью как воздушный шар и уносил куда-то вверх, где живут холодные звезды. Те самые, которые никогда не падают.

Он улыбнулся, или ему показалось, что улыбнулся и поднес фужер к губам. Вкус напитка напоминал что-то очень знакомое, но что? Он сделал осторожный глоток, едва не поперхнувшись, потом еще один, и с каждым новым глотком он силился вспомнить: когда он ЭТО пил? Он хотел пить еще и еще, но Наташка ласково оттолкнула его влажной ладошкой и прошептала:
"Погоди, передохни. Нельзя так сразу."

Илья внимательно посмотрел на нее и... не узнал. Казалось, что лицо ее было сделано из красной живой ртути: оно все время меняло очертания и выражение. В один момент ему показалось, что перед ним Настя:
* Настя? Это ты, Настя? -- прошептал он и попытался приподняться.
* Да, -- улыбнулась Настя и превратилась в Катю из 4-Б.
* Катя??! Ты же умерла от сахарного диабета?!
* Я-Катя, -- Катя виновато моргнула и превратилась в Валентину Сергеевну, преподавательницу истории драм.искусства:
* "Порою глазами человеку удается передать гораздо больше, нежели словами". Ты помнишь об этом, Илья?
* Помню.

И вдруг Валентина Сергеевна стала двоиться, троиться, размножаться и отпочковываться. Их стало так много, что они тут же заполнили собой все пространство. Взявшись за руки, они водили воздушные хороводы, а потом разлетались в разные углы и вновь соединялись, но лишь на мгновение. Этот хоровод напоминал опыт из физики, демонстрирующий броуновское движение.
* Глотни еще. Тихонько, тихонько, не разлей-это драгоценная жидкость.

И тут случилось чудо: из многочисленных фрагментов летающих человечков сложилось удивительное по красоте объемное голографическое изображение женского лица. Оно все время меняло положение: то опрокидывалось вверх тормашками, то вращалось вокруг оси, но даже тогда, сквозь прозрачный затылок на Илью смотрели добрые знакомые глаза.
* Ты кто? -- восторженно спрашивал Илья, не в силах отрвать взгляд от завораживающего вращения.

"А ты догадайся", -- улыбнулось лицо и рубиновым облачком поглотило Илью.
* Жанна Эбютерн, правда?

"Какое счастье, что ты узнал меня", -- облачко закружилось юлой так, что смазались очертания.
* А может ты-Кристина Мак-Дермот?

"Это я!"-вне себя от счастья, что ее узнали юла закружилась еще быстрее.
* Мама? Так ты жива?
* А я и не умирала. Я сбегала в прачечную и выстирала белье. Ты проголодался? Бедный мой мальчик! Давай-ка я тебя покормлю.

Илья ощутил прикосновение маминой груди к своим губам. Несомненно, это была его мама. И тот дивный напиток, вкус которого еще оставался во рту не что иное, как ее молоко.
* Я все вспомнил! Я тебя вспомнил! Я вспомнил твом запахи, твой голос, твое тепло. Почему ты никогда не говорила, что ты-Жанна Эбютерн?
* Я думала, что ты знаешь...
* Мамочка, мне сегодня снился очень странный сон про кладбище.Хочешь расскажу?
* Конечно, конечно, расскажешь, но не теперь. Сейчас я должне тебя накормить. Вот, ну-ка. Только не торопись и не кусайся, а то мне будет больно.

И он опять почувствовал прикосновение маминой груди, которая совершенно не остыла за то время, что они не виделись. Он с жадностью схватил губами тугой сосок и сильно потянул в себя, по капельке выдавливая невероятно вкусную тягучую жидкость. Причмокивая, он сосал все сильней и сильней, помогая себе рукой выдавливать из груди драгоценную жидкость.
* А-ах!
* Тебе больно, мамочка?
* Нет, что ты, мне даже приятно. Пей, пей еще. Мне никогда не было так хорошо.
* Но ведь ты правда никуда не уйдешь?
* Конечно нет, я ведь твоя мама. Только твоя.
* Мам, это странно, но я...
* Конечно, конечно, давай я помогу снять с тебя одежду. Ты же этого хочешь, правда?
* Очень хочу, но мне неловко. Кажется, это называется инцест!
* Что ты! Это называется по-другому.
* Как?
* А ты догадайся, глупенький.
* Я люблю тебя, мамочка!
* Люби меня, Илюша, люби!

Чтобы убедиться, что он безнадежно опаздывает на работу не надо было поглядывать на часы, тем более, что их и не было. Уже на проходной в телецентр он мельком взглянул на электронное табло: 10.18, а чуть ниже "Вы опоздали".
"Ерунда! Главное, чтобы Пиотровского не было в момент моего появления".
Он стремительно вошел в редакционную, не здороваясь со встречными, как если бы он сидел здесь уже полтора часа-эта методика надежно спасала от ехидных реплик обслуги в былые времена. Никого не обнаружив, кроме вечно кипящего чайника, Илья сел за свой стол и мгновенно создал рабочий беспорядок. Постоянно звонил телефон, но снимать трубку и звать кого-то не хотелось.
"Все. Надо что-то предпринять-иначе крышка. Найти хороший материал для сюжета, ехать снимать, интервьюировать-что угодно, только не оставаться наедине с дурацкими мыслями и воспоминаниями минувших дней. Тем более, что они так сильно смешались со сновиденями и галлюцинациями, что теперь отделить семена от плевел вряд ли удастся. В конце концов, возьму отпуск за свой счет и дерну куда угодно, хоть к черту на кулички. Прочь из этого города, над которым, кажется, появились первые всадники Апокалипсиса".
"Беличенко объявился?"-мерзко прохрипел дырявым диффузором коммутатор внутренней связи.
Илья с ужасом констатировал, что голос принадлежит главному редактору. Отмалчиваться было бесмысленно и тогда он тонким фальцетом пропел в ответ:
* Он в монтажной сидит, Александр Борисович.
* Таня, это ты?
* Да, Александр Борисович.-Илья почувствовал, что еще две-три фразы и его прорвет-такое уже бывало.-Что передать?
* Пусть ко мне срочно зайдет.
* Что-нибудь случилось? -- Преданным голосом из последних сил пропел Илья. Не хотелось идти на ковер, не зная причины и не приготовив соответствующую "дезу".
* Тут его сюрпризик ожидает. А что у тебя с голосом, Таня?
* Ангина, Александр Борисович. Сейчас позову.

Он шел к главному, по пути придумывая варианты ответов на приготовленный "сюрпризик". За хорошим его еще не вызывали.
"Так, вчера в эфир пошли два моих материала. Один о бывшем ГэПэУшнике, а ныне-преподавателе НВП в школе. Здесь нареканий не может быть- все шито-крыто. А вот второй? А, второй-интервью с путанами о тайнах древнего мастерства. По-моему, прилично".
Он улыбнулся, когда вспомнил, каких трудов ему и монтажеру стоило вырезать из материала всю "латынь" и некоторые фамилии известных в городе людей, о которых, как о неблагодарных клиентах, отзывались девицы.
"В любом случае, без боя не сдамся".
Приоткрыв массивную дверь, он постучал изнутри и вновь закрыл ее, в ожидании приглашения.
* Да входи ты уже, шут гороховый! -- рявкнул Пиотровский.
* Здрассте, -- рассеянно глядя по сторонам, пробормотал Илья.
* Здравствуй. Вот это он и есть, если вы, конечно, не ошиблись, госпожа Ван-Ильмен. Познакомься, Илья..., гм, как твое отчество?
* Рюрикович я, -- Илья согнулся в реверансе.
* Да, Илья Рюрикович. Можно просто Илья, ты не против?
* Можно просто Рюрикович.
* Рюрикович... Рюрикович? Ты можешь не валять дурака? Рюрикович выискался мне. К тебе человек по делу пришел, а ты...

Та, которую звали Миленой, тайком от Пиотровского, давилась со смеху.
* Виноват, исправлюсь. Итак? -- Илья стоял перед столом во фрунт, вызывая готовность к любому делу, на которое его подвигнет редактор.
* Может вы сами объясните ему суть дела, у меня сил нет с ним разговаривать.
* О да, конечно, я ему буду объяснять, какие перспективы в нашьем деле. Илья Рюриковитч, может мы освободим господина Пиотровского от наших проблэм? Может спустимся в баффет?
* Но у меня от редактора никаких секретов, тем более с представителями инофирм. Вы кого представляете? -- строгим голосом человека с границы спросил Илья иностранку. От такого поворота событий даже у Пиотровского округлились глаза.
* О, да! Я представляю холландское ТВ. Вот моя визитка. И все-таки давайте говорить за чашечка кофе, -- и она опять улыбнулась, изучающе глядя на Илью светло-серыми глазами.
* Ну, мы пошли? -- переминаясь с ноги на ногу спросил Илья у шефа, но тот уже листал план эфира на неделю и, не отрываясь от бумаг, махнул на дверь.
* Кофейня в первом этаже студии, -- любезно сообщил Илья Милене и ос-тановился возле лифта.
* О, он не работал с утра, я уже пробовать его вызывать. Нет резон. Идти пешком.-Она взяла его за локоть и легонько подтолкнула к пожарной лестнице.
Они стояли перед запертой дверью буфета в темном подвале, и Илья пытался горящей спичкой высветить часы работы.
* Прямо не везьет какой-то, -- опять со смехом в голосе произнесла Милена.
* Что, что? -- не понял Илья, зажигая новую спичку.
* Я говорю, здесь будет закрыто. Надо в другое место искать.
* Здесь другого места нет. Идем в "Ротонду".

И они зашагали в его любимую кофейню, где всегда, невзирая на погоду и смену правительства, старый абхазец и его русская жена варили отменный кофе с какими-то, им одним известными, добывками. Здесь всегда собирался довольно пестрый люд: писатели, актеры из бывших, художники, по большей части непризнанные и известные лишь в определенных кругах. В этой же кофейне можно было распить принесенную с собой бутылочку, без боязни быть схваченными ментами, даже в разгар антиалкогольной истерии.
Илья заказал две двойные порции, и через несколько минут они сидели за оранжевым столом, покрытым сплошь рифмованными и нерифмованными изречениями.
* Сигарету? -- Илья протянул голландке "Космос".
* О нет, спасибо, Илья Рюриковитч.
* Да никакой я не Рюрикович.
* А какой? -- Она внимательно посмотрела на него.
* Какой-никакой, Илья. Как кофе, Милена?
* Кофе хороший.
* Ну, как там у вас, в Амстердаме?
* Но я живу в Роттердаме. Как там у нас в Роттердаме? -- Она вновь улыбнулась улыбкой женщины, не знакомой с очередями, с суповым набором, с осветлением волос при помощи чернил или перекиси водорода,-- У нас там сейчас очень славно. Но нельзя думать, что я скучаю. Мне очень нравится Россия, тем более, что моя мама, -- ее звали Тамара Константиновна Клокова-она русская военнопленная.
* Твоей маме повезло, что она живет там.
* Нет, она умерла, когда мне было семь лет всего. Иначе мой русский был более совершенней. Я правильно так говорила?
* Правильно. А от чего она умерла? -- Илья искренне заинтересовался русскими корнями в Нидерландах.
* Сказали, что была сердечная атака. Я всего не знаю-меня отправили к соседям-но умерла она очень быстро. Когда я ее увидела в последний раз, то она уже была в белом платье, и на ней лежали много цветы. Я даже не плакала, но, может быть, не понимала. И сейчас, разглядывая фото, не могу поверить, что ее нет.
* А отец? -- Ему вдруг стало жаль эту, почти незнакомую, молодую женщину, так доверчиво обнажающую свою жизнь.
* Отец больше никогда не женился. Он очшень любил Тамару Константиновну. Они познакомились в концлагере, а когда их освободили американцы, предложил поехать в Роттердам. Там они и остались. Но ведь хватит об этом. Давайте о деле?
* Давайте о деле, -- согласился Илья.
* Итак. Я очшень читала ваш сценарий, много раз подряд. И он меня взволновал, хотя я была очшень удивлена, что его написал русский...
* Какой сценарий? -- Встрепенулся Илья, перебирая в памяти все свои "мульки", которые имели склонность пропадать, чтобы потом всплыть в самом неожиданном месте, а иногда и под чужой фамилией.
* Он назывался по-латински: "Кармен хоррендум". Его мне дал один ваш знакомец, он же и сказал, где вас найти. Так вот, я его очень расхвалила своему шефу, и он стал его читать. А потом сказал, что надо вас искать и говорить о съемке фильма.
* Вы хотите ставить "Кармен"? -- перебил ее Илья.-Вот о чем никогда не подумал бы, так это о том, что его захотят ставить.
* Нет, это еще не все. Я его помаленьку перевела, и мы его переправили к нам. И там нашелся продюссер, его называют господин Хассен, так вот, он готов оплачивать весь процесс. Они все там пришли в восторг, и только удивлялись тому, что все это написал русский. Ведь все это так не характерно для вас, не правда ли? -- Милена опять посмотрела на него смеющимися глазами цвета табачного дыма.
* Может быть. Да, наверное, -- Илья рассеянно пытался размять очередную сигарету. Все, что навалилось на него в последние дни, было выше всяких сил, а теперь еще и эта неожиданная перспектива, -- давай выпьем, Милена?
* Нет, спасибо. Я в такое время ничего не употребляю. Я позволяю себе только разве что бокал легкого пива.
* Ну, пива здесь нет, тем более легкого. А я выпью.

Он вернулся с двумя стопками коньяка и одну все-таки поставил перед ней.
* А ты моему шефу что-нибудь говорила об этом? -- спохватился Илья.
* Да, конечно. Он славный малый, но он не понимает, о чем идет речь. По-моему, он славный, а?
* Угу. Он славный малый, хотя и пежит по-черному. Ладно, за эту проклятую бестию, с названьем гортанным удача.-Он запрокинул голову и залпом выпил сотку. Поставил рюмку на стол, элегантно занюхал сигарету и сладко улыбнулся.

Милена не сводила с него глаз, невольно сморщив лицо.
* Скажи, а когда ты первый раз прочитала этот бред, ты что подумала?
* Что я подумала? Ну, я думала, что какие русские замечательные, если пишут об этот и так. Это слишком смело и откровенно, я, по крайней мере, ничего подобного не встречала. Тебе удалось препарировать мысли женщины, а это всегда трудно.
* О да, конечно! -- Радостно выпалил Илья.-Всегда трудно препарировать то, чего нет на самом деле.
* Это, конечно, шутка? -- Она стала совсем серьезной и даже немножко грустной.
* Это, конечно, шутка. Бамбарбия, так сказать. Киргуду! Шутка!
* Там вот, продолжим. Я подумала, что у этой нации есть будущее, несмотря на сводки газет и телерепортажи. Если в стране живут люди, лишенные самого необходимого, и пишут все-таки не о том, а о переживаниях иного рода, переживаниях, если можно так сказать, сытой жизни, то в этой стране все будет хорошо.
* Эх, Милена! У нас никогда не будет сытой жизни. Мы ее не заслужили.
Каждый народ влачит ту жизнь, которой он достоин, понятно? Мы заслужили эту, вы-ту. Все справедливо и никто не ропщет. Эти вопросы будут сводить нас с ума, даже если завалить все полки колбасой и тряпками. Как раз это и пытается сейчас сделать Запад. Вы считаете, что делаете доброе дело, помогая нам жить так, как живете вы. Но только дело в том, хотим ли мы сами этого-вот вопрос.-Илья жестом еще раз предложил Милене коньяк, та отказалась. Разговор как-то приобрел идеологический характер, даже сакраментальный, наподобие вопроса: "Что есть Истина?"
Он немного отхлебнул из второй рюмки. Голова совершенно прояснилась: хотелось говорить о политике, о прелестях и преимуществах духовной жизни, о всякой всячине-лишь бы не вспоминать о...
* Но Илья, ведь можно жить духовной жизнью и создавать шедевры, при этом иметь свой дом, авто, приличный заработок и многое другое.
* Нет. В этом-то вся штука, что нормально для европейца-губительно для русского. Мы, видишь ли, не можем совмещать сытую животную жизнь и душевные порывы. Это ты понимаешь?
* Не понимаю. Но я